Поздним утром, когда солнечные лучи едва пробивались сквозь плотные облака, освещая мрачные стены Харренхолла, Люцерис Веларион сидел в своих покоях, окутанный тяжелыми, почти непроницаемыми занавесями. Его комната, украшенная драгоценным деревом и металлом, скрывала в себе тайны и загадки, подобно самому Люцерису. Свет мерцающих свечей создавал на его задумчивом лице игру света и тени, подчеркивая его сосредоточенный и в то же время тревожный взгляд. Воздух в комнате был наполнен запахом дорогого вина и свежего пергамента, но в этом утреннем уединении Люцериса мучили не только мысли о политических интригах, но и беспокойство о судьбе Рейллы и их тайного сына Рейгара.
"Какой ход мне предпринять, чтобы раскрыть правду? Как убедиться, что Рейгар не причастен к покушению на его собственную мать?" - размышлял Люцерис вслух, его голос был глубоким и сдержанным, но в нем чувствовалась нотка сомнения и тревоги. Его крепкие руки непроизвольно сжимали края массивного дубового стола, словно он пытался найти опору в этой каменной твердыне. В его глазах мелькали искры гнева, когда он думал о возможной угрозе для Рейллы, о том, как ее жизнь и судьба их сына висели на волоске.
Он поднялся, словно сам воздух в комнате стал слишком тяжелым для дыхания. Его шаги были тяжелыми и решительными, когда он подошел к окну, задернув тяжелые занавеси, чтобы впустить утренний свет. Свет, проникающий в комнату, осветил его измученное лицо, выявляя глубокие морщины на лбу, свидетельствующие о многих годах борьбы и переживаний. В его глазах отражались бури, проносившиеся по всему Вестеросу, и он ощущал, как эти бури собираются вновь, готовые разразиться в любой момент.
"Я должен действовать. Я не могу просто сидеть и ждать, пока судьба разыграет свою карту," - произнес он с ноткой решимости, обращаясь к своему отражению в тусклом зеркале. В его голосе звучало непоколебимое намерение раскрыть тайны, которые окутывали его семью и королевство. С каждым шагом к двери своих покоев его решимость укреплялась, готовя его к предстоящей встрече с королем Эйрисом II, которая могла раскрыть многие тайны и определить судьбу всех их.
Встав со стула, его тяжелый взгляд устремился сквозь окно, за которым раннее утро Харренхолла казалось одновременно мрачным и таинственным. Туман, словно плотный серый покров, окутывал замок, придавая ему призрачный, неземной вид. Люцерис чувствовал, как его сердце бьется в унисон с тяжелыми, влажными облаками, которые висели над замком. Каждый его вздох был наполнен тяжестью решений, которые ему предстояло принять.
"Я должен поговорить с Эйрисом. Если Рейгар действительно стремится стать Десницей короля, то как Эйрис отнесется к этой новости? Это может многое мне рассказать..." - промолвил он про себя, его голос звучал глубоко и резонансно, словно отражаясь от стен комнаты. Люцерис планировал пойти на хитрую уловку - сообщить Эйрису о желании Рейгара стать Десницей. Он предвкушал, как его слова будут висеть в воздухе, подобно мечу, вот-вот готовому упасть.
С каждым шагом к двери, его мысли становились все более сосредоточенными на предстоящей встрече. Он знал, что его слова могут пролить свет на многие тайны, но также могут вызвать бурю в глазах короля. Если Эйрис выразит удивление или отрицание, это может указывать на отсутствие сговора. Но если же Эйрис покажет знание этой информации, это может свидетельствовать о сговоре. Люцерис осознавал риски и опасности, которые таились в каждом слове, в каждом взгляде. Он знал, что его слова должны быть измеренными, взвешенными, как тщательно отполированный меч.
Таким образом, смешивая осторожность с хитростью, Люцерис подготовился к тому, чтобы раскрыть сговор или его отсутствие. Его ум, обостренный годами интриг и политических игр, был готов к любому исходу. "Это будет как танец на лезвии бритвы, один неверный шаг и ... пропасть" - подумал он, направляясь к двери. "Но я должен знать правду. За Рейллу, за Рейгара, за королевство."
Люцерис Веларион, чьи шаги отражали его непоколебимую решимость, направлялся к двери своих покоев. Каждый его шаг звучал по замшелым каменным полам, словно барабанный бой, предвещающий надвигающуюся бурю. "Я должен быть осторожен," повторял он себе в голове, пытаясь подавить волнение, которое нарастало в его груди. "Не могу позволить Эйрису увидеть мои сомнения или опасения. Но также не могу допустить, чтобы моя близость к Рейлле помешала мне видеть истину." Его голос в голове звучал как гул далекой бури, отголоски которой доносились через мрачные коридоры Харренхолла.
По пути к покоям короля, тяжелый воздух замка был пропитан ароматами старинной древесины и вековой пыли, в нем витал дух давних тайн и загадок. Стены, украшенные древними гобеленами, изображающими сцены битв и завоеваний, словно шептали о прошлом, наполненном кровью и насилием. Люцерис ощущал, как каждая нить этих гобеленов впитала в себя истории предательства и заговоров, которые так часто омрачали стены Харренхолла.
Двери покоев Эйриса охранялись стражами, массивными и молчаливыми, словно гранитные статуи, воплощающие беспощадную власть короля. Люцерис подошел к ним, его поступь была уверенной, а взгляд - пронзительным. "Сообщите королю, что лорд Веларион, мастер над Кораблями, запрашивает важную встречу с ним. Это важно," - властно заявил он, его голос звучал резко и ясно, как удар меча о камень. В его словах чувствовалась не только срочность, но и тонкий оттенок угрозы, словно он предупреждал стражников о том, что их господину предстоит столкнуться с нечем-то значительным и потенциально опасным.
Стражи, обладая дисциплиной воинов, кивнули в знак понимания и открыли двери, ведущие в покои короля. Люцерис вошел, чувствуя, как каждый его шаг углубляет его в тень, которая висела над этим местом. Его сердце билось все сильнее, а в его груди разгоралось пламя решимости. Он был готов столкнуться с Эйрисом, готов раскрыть правду, которая могла изменить все.
Войдя в покои Эйриса, Люцерис ощутил смещение в атмосфере – там, где ранее витала мощь и власть, теперь висела тяжелая завеса неуверенности и подозрений. Стены, украшенные роскошными тканями и гербами, казались поглощать каждый его шаг, создавая иллюзию того, что он шел прямо в пасть льва. Воздух был насыщен ароматом страха и манипуляций, который витал в этих стенах, где каждый предмет казался свидетелем десятилетий интриг.
Люцерис, стоя перед Эйрисом, ощущал вес каждого своего слова. "Ваше Величество," начал он с уверенным, но внутренне напряженным голосом, "я пришел сообщить вам о желании Рейгара занять пост Десницы короля. Недавно он выразил мне это желание, и я чувствую свой долг сообщить вам об этом." В его голосе чувствовалась смесь решимости и скрытой осторожности, как будто каждое слово было взвешено на весах судьбы.
Стены покоев Эйриса словно впитывали его слова, а взгляд короля, скрытый за маской непроницаемости, казался зеркалом, в котором отражались годы правления, измученные заговорами и предательствами. Люцерис стоял неподвижно, его глаза были пронзительны и внимательны, готовые уловить малейшее изменение в мимике или голосе Эйриса, которое могло раскрыть глубину его мыслей и намерений.
В этот момент Люцерис желал увидеть реакцию Эйриса на эту новость, стремясь понять, были ли Рейгар и Эйрис в сговоре. Если бы Эйрис выразил удивление или отрицание, это могло бы указывать на его непричастность к возможному сговору. Но если бы Эйрис показал знание этой информации, это могло бы свидетельствовать о тайном сговоре, где Эйрис оставался королем, а Рейгар готовился занять место Тайвина Ланнистера как Десница. Сам же Люцерис воздержался от собственным комментариев, чтобы не навредить своему сыну, если заговора не существовало.
Столько лет Люцерис Веларион нёс в себе тяжёлую ношу тайны, бережно заботясь о своём сыне Рейгаре. Сердце Велариона переполнялось гордостью и скрытой печалью, когда он наблюдал за каждым шагом Рейгара, принца, который не знал о своём истинном происхождении. Люцерис любил его, как только мог, и защищал на пределах своих возможностей, часто рискуя собственным благополучием, но никогда не надеялся на благодарность или признание. Настоящая родительская любовь не требует награды; она желает лишь счастья своих детей.
В его сердце всегда было место для Рейгара, но нынешние события поставили его перед невыносимым выбором. В мире интриг и властных игр Харренхолла, в котором каждый проступок мог стать последним, Люцерис знал, что готов защищаться и уворачиваться от ударов своих врагов, даже если одним из них окажется его собственный сын. Он был готов защищать Рейллу, свою возлюбленную, с жестокостью и решимостью, характерными для ветерана битв. Но мысль о том, чтобы нанести удар по Рейгару, вызывала в нём острую боль и отчаяние. Веларион молил всех богов, чтобы такой час никогда не настал, но глубоко в душе он понимал, что в мире, в котором играют в игру престолов, любая возможность может стать реальностью.
Именно поэтому слова узника в подземелье, обвиняющего Рейгара в покушении на королеву, поразили его как удар молнии. Эта информация ставила под угрозу всё, что он любил: его сына, его возлюбленную, их общее будущее. Каждая клетка его тела восставала против этой мысли, но горькая реальность политических игр Вестероса не оставляла места для слепой надежды. Люцерис понимал, что должен быть готов к любому развитию событий, даже к самому мрачному и болезненному.
Люцерис ощущал, как напряжение в воздухе усиливается, создавая электрическую атмосферу, в которой каждое мгновение казалось решающим. Его сердце стучало громко, отражая борьбу между личными чувствами и долгом перед королевством. В этой игре интриг и манипуляций каждый его шаг мог оказаться роковым, но он был готов к этому, готов столкнуться лицом к лицу с самой сутью власти и предательства в Харренхолле.

Отредактировано Lucerys Velaryon (2023-12-08 18:30:19)

Люцерис Веларион, стоя перед Эйрисом II в его спальных покоях, вглядывался в лицо короля, ища в его выражении признаки внутреннего хаоса. Слабо освещенная комната, где каждая тень казалась затаившейся угрозой, усиливала мрачное впечатление от встречи. Эйрис, окутанный в ночную рубаху, сидел на троне, созданном из черного дерева и костей. Его глаза, как два облака бури, были полны неуверенности и беспокойства. Люцерис заметил, как король, словно пойманный в ловушку зверь, нервно сжимал и разжимал пальцы. Каждое его движение было наполнено тревогой и страхом перед неизвестным. В этих моментах Люцерис понял: Рейгар, его тайный сын, не был замешан в заговоре против короны. Это осознание пробудило в нем восторг, смешанный с умиротворением. В его груди, словно в бурлящем котле, закипала надежда.
— "Ваше Величество", — начал Люцерис, его голос был тверд, но в то же время пронизан тактом и уважением. Слова вырывались из него, как из тумана войны, где каждое из них могло стать как мечом, так и щитом. — "Моя роль в Малом Совете простирается далеко за пределы управления флотом. Как верно подметил Ваше Величество, я всегда на страже, внимательно слушая шепоты и наблюдая за намерениями тех, кто окружает корону. Это не просто обязанность, это священный долг перед Вашим Величеством и семьей Таргариенов, ноша, которую я несу с гордостью и без колебаний. Моё сообщение о стремлениях принца Рейгара — это выражение моей преданности и заботы о благополучии королевской семьи и целостности королевства".
Люцерис стоял перед королем, его силуэт вырисовывался на фоне мерцающих свечей, создавая эффект мрачного и таинственного стража. Он чувствовал, как воздух в комнате насыщается напряжением, а его слова витают в пространстве, словно птицы, готовые в любой момент улететь в неизвестность. Он знал, что каждое его слово, каждый жест могут повлиять на исход этой игры престолов, в которой он, несмотря на все опасности, был готов играть до конца.
В покоях короля, где каждый уголок был пропитан историей власти и интриг, слова Люцериса Велариона звучали как эхо в древнем храме. Он чувствовал, как его слова витают в воздухе, насыщенном тяжелым ароматом страха и подозрений. Мрачные тени, отбрасываемые колеблющимися свечами, словно играли в собственную, таинственную пьесу на стенах. Взгляд Люцериса устремился на короля, чья нижняя челюсть задрожала, словно она была листом, трепещущим на ветру страха и сомнений. Это дрожание было тихим свидетельством внутренней борьбы, которую Эйрис вел с самим собой, борьбы, окутанной тьмой неизбежности и неуверенности.
— "Ваше Величество", — продолжил Люцерис, его голос звучал осторожно, каждое слово взвешивалось с такой же тщательностью, с какой алхимик взвешивает компоненты для своего зелья. — "Я всегда ценил доверие, которое Вы мне оказали, и нес этот долг с честью на протяжении многих лет. Моя верность короне и вашему величеству неизменна, как неизменен курс звезд на небесах. Понимание и охрана интересов вашей семьи — это не просто обязанность, но и приоритет, который вы, лично, возложили на меня в день моего назначения. Моя служба королевскому дому — это не только долг, но и неотъемлемая часть моего существа, вплетенная в саму ткань моей жизни".
Люцерис стоял, словно статуя, собрав в своем облике всю гордость и величие своего дома. Его глаза были наполнены непоколебимой уверенностью и твердостью, которая могла только породиться в душе человека, который видел и пережил немало битв и интриг. Воздух в покоях короля был насыщен не только ароматом страха, но и ожиданием того, что последует дальше. Люцерис знал, что каждое его слово, каждый жест, могут быть истолкованы по-разному, и каждая фраза была как шаг по лезвию бритвы. В этой игре интриг и власти, где каждый шаг мог быть последним, он оставался непоколебимым и верным своему курсу, столь же неизменным, как судьба, которую он выбрал.
Люцерис умело подбирал слова, говоря достаточно мягко, чтобы смягчить раздражение короля, но и достаточно уверенно, чтобы не оставить Эйрису места для сомнений. Его взгляд был пронзительным, он не отводил глаз от лица короля, пытаясь прочесть каждое мгновение его реакции.
— "Позвольте мне заверить вас", — заключил Люцерис, — "что любые мои действия и слова руководствуются исключительно заботой о безопасности и стабильности вашего правления. Я понимаю тяжесть бремени, которое лежит на ваших плечах, и стремлюсь облегчить его, насколько это возможно в моих силах, и прежде вы всегда оставались довольны".
Люцерис чувствовал, как напряжение в покоях короля постепенно нарастает. Он знал, что каждое его слово, каждый жест могут определить его судьбу. В этой игре на грани между верностью и предательством, каждый шаг был критичен. Но Люцерис Веларион, несмотря на всю сложность ситуации, оставался непоколебимым, в его сердце горел огонь уверенности и надежды на лучшее будущее для Вестероса и его сына Рейгара, а душа ликовала, поскольку убийца в темнице являлся лишь обманщиком, пытавшимся запутать следы перед своей смертью и отвести ответственность от настоящего безумца и преступника - короля Эйриса Таргариена, именуемого вторым.