Люцерис, мужчина, черты лица которого ковались временем и опытом, продолжал стоять на берегу реки, аккуратно держа полученную бумагу, не пренебрегая дополнительными мерами предосторожности. Пусть на свертыше бумаги и был заметен знакомый глазу подчерк, но нельзя было исключать попытку недоброжелателей подделки изящных линий изысканно выведенных букв, решивших незаметно нанести яд на края. Убедившись, что угрозы нет, лорд Веларион огляделся по сторонам, затем развернул содержимое. В письме каждая кривая буквы выражали тонкую нежность и неотразимую силу личности её автора. Слова королевы Рейллы, взвешенные и изысканные, на мгновение привели его в замешательство. В каждой букве, в каждом слове, он чувствовал её присутствие, её душу, будто в них он мог видеть часть души.
День, прошедший до момента получения этой никому не заметного письма у Люцериса проходил насыщенно тайными встречами и переговорами. Проходящий турнир в Харренхолле был наполнен постоянными движением и суетой. Для Велариона, чьи интриги и манипуляции превратились в почти повседневное занятие, каждый новый день дарил новые возможности и новые риски, тем более, что в свете проводимого мероприятия, лазеек для действий было на порядок больше. Он проводил часы в тенистых уголках замка, ведя тихие беседы с разными лордами и леди, тщательно взвешивая каждое слово и каждый жест, каждый взгляд. Понимание, что за его движениями могут пристально наблюдать со стороны, не давало ему роскоши допустить ошибку.
Одна из таких встреч была особенно важной, прошедшая в глубинах подземелья Харренхолла минувшей ночью, Мастер над кораблями встречался с молодым лордом из Западных Земель, который принес интересные новости о королевской семье. Веларион внимательно слушал, а потом вручил лорду небольшой кошелек с золотыми монетами. Он знал, что информация — это власть, и платил щедро за надежные слухи и проверенные факты.
Другая же, не менее важная по содержанию, встреча прошла утром с представителем дома Старка. Люцерис знал, что Север может стать важным союзником в ближайших интригах, и потому принял приглашение. На этой встрече они обсуждали возможное союзничество и условия взаимопомощи.
Теневая дипломатия, как коктейль, состояла из различных инструментов и составляющих, с помощью которой позволялось взглянуть за грань дозволенного и видеть неприметные для посторонних глаз детали. Смотря на карты, перед глазами открывались выгоды и амбиции, а видя прибывших на турнир господ разного ранга, глаза скользили по их слабостям, желаниям и слухам. В ходе тщательно спланированных встреч, он деликатно собирал информацию, анализировал, кто может быть союзником, а кто врагом в предстоящем сражении за власть. Будущее Семи Королевств было неопределенным, и каждое решение, каждый шаг требовали внимательного взвешивания.
Веларион прогуливался вдоль берега реки, когда слуга, мальчик не старше пятнадцати, с неприметной внешностью и испуганными глазами, вручил Люцерису письмо. Лорд почувствовал, как в его груди взлетела и замерла неизвестность. Этот небольшой кусочек пергамента нес в себе важность, которую нельзя было недооценивать, и Люцерис почувствовал, как его сердце учащенно забилось. Веларион погрузился в раздумья. Его связь с Рейллой была особенной, наполненной глубоким пониманием и нежностью, которая, несмотря на все слухи и шепоты, была искренней и чистосердечной.
Он знал, что встреча с ней требует тактичности и деликатности в разговоре и подходящего убранства. Потому Веларион, отложив свои планы, направился в свой павильон. Одеваясь для встречи с королевой, Люцерис чувствовал смесь тревоги и возбуждения. Он выбрал легкий красный жакет, на котором блестели серебристые вышивки в виде корабельных якорей – символа его дома. Волосы были аккуратно уложены назад, а на пальце красовалось семейное кольцо с гравировкой дракона. Это было не случайное украшение: символ Таргариенов, демонстрирующий его приверженность дому королевы. Когда он был готов, Люцерис двинулся в направлении места встречи, которое указала королева. Его шаги были решительными, каждый движение выверено. Все вокруг знали, что лорд Веларион - не просто один из многих, он был силой, с которой приходилось считаться и горе тем, что хотели стать на его пути.
Следуя к указанному в письме павильону, лорд остановился. Холодный взгляд Люцериса Велариона скользил по полю турнира, наблюдая за дуэлями рыцарей, блистающими доспехами и мелькающими знаменами домов. Он был человеком не только изысканного вкуса, но также знал, что ожидание делает любую встречу лишь желанее. Дом Веларионов был известен своими морскими путешествиями, но также и тем, что на земле Люцерис умел прокладывать себе дорогу, подобно кораблю среди гроз и штормов в нужную гавань.
Подходя к павильону Рейллы, его внимание было приковано к одной фигуре, стоящей у входа. Королева. Её величественная осанка, её поразительная красота - все это вновь напомнило ему о том, что связывает их.

Проходя внутрь павильона, он почувствовал ароматы дорогих духов и свечей. Воздух был наполнен напряжением, словно перед грозой. И когда Рейлла обернулась к нему с улыбкой, его сердце забилось быстрее. Его голос был спокойным и уверенным, когда он заговорил:
— Ваше Величество, ваше приглашение для меня честь. — Он наклонил голову в знак уважения, затем взглянул ей в глаза. — Я надеюсь, что могу быть вам полезен в ваших планах и стремлениях.
Подойдя ближе к Рейлле, Люцерис наклонился, почти касаясь её руки своими губами. Его дыхание слегка задержалось, и он почувствовал теплый аромат её кожи. Он чувствовал, что каждое слово, произнесенное им, имеет вес. Но это был риск, который он готов был принять ради неё, ради их общего будущего и будущего всего королевства. Люцерис знал, что они оба играют в опасную игру.

Власть была сущностью, которая одновременно манила и страшила. Внутри замкнутого круга политики и интриг, простолюдины думали, что они творят свою судьбу, что они в контроле, ведомые иллюзиями величия и бессмертия. Они думали, искали и желали… но реальность была гораздо безжалостнее.
Каждый, кто входил в этот круг, стремился к вершинам, к величию, к своему пику славы. Но по мере того как они поднимались выше, ставки становились выше. С каждым шагом их окружали все более опасные интриги, обман и предательство становились повседневной реальностью, их предавали близкие люди, они теряли дорогих людей. Бдительность становилась обыденностью, а простая жизнь – мечтой, но даже это не гарантировало безопасности, даже наоборот, вероятность быть отравленным или утопленным возростала кратно. Для многих столкновение с реальностью власти было жестоким пробуждением. Они осознавали, что все их стремления, все их амбиции были ничем перед лицом реальности власти. Они платили своим доверием, своими отношениями, своими жизнями. И иногда, когда их амбиции рушились, их упадок был столь же быстрым, как и восхождение, если не ещё быстрее.
Глаза Люцериса встретились с глазами Рейллы, и в этот момент вихрь воспоминаний охватил его…
Многим было бы по душе находиться сейчас в павильоне вместо Люцериса и Рейллы, облачиться в их роскошные наряды, пробовать экзотические лакомства и изысканные вина... мечтали бы поменяться с королевой и лордом, пережить их жизнь. Однако жизнь полна иронии, ведь сам Люцерис готов был пожертвовать многим, лишь бы быть с Рейллой где-то в уединении, быть совсем другими, где их никто бы не узнал даже они сами самих себя.
… и перенёс назад во времени, к дням, когда дворцовые коридоры были их площадкой для игр, а каждый новый день предвещал приключения и открытия, тогда они были иными.
Её глаза и взгляд отображали глубину души и богатство прожитого, но в них Люцерис видел ту самую, что и в юности…
Рейлла всегда была воплощением неприступной красоты и гордости, наследницей великого дома, чьи стены хранили бесчисленные тайны и судьбы. Люцерис, в свою очередь, воплощал морскую стихию, неуловимую и свободолюбивую, выросшую под парусами кораблей и морским ветром, что несся над бескрайними водами. Еще тогда в их взглядах, полных любопытства и искренности, сверкала тайна, вызывающая влечение, необъяснимое и магическое. Момент их первого поцелуя под покровом высоких деревьев старинного леса был волшебным, изящным и воодушевлённым ночной атмосферой и таинственностью природы. Это было влечение, что таило в себе смесь невинности и стремления к познанию, влечение заложившее фундамент для будущих встреч в тайне от любопытных глаз.
Судьба домов настигала их, вовлекая в глубины власти и обязанностей, разнося по разным углам королевства, но каждая встреча была сакральной. В этих моментах скрывалась не только страсть, но и утешение, поддержка, тихая гавань в буре жизни. Каждый раз, встречаясь, они вновь обретали себя, вновь открывали для себя неизведанные глубины души, бывало, что и просто молчали, как мало тех, с кем хочется молчать. Люцерис помнил ту ночь, когда Рейлла, утратившая часть своей души из-за жестокости и равнодушия супруга, сквозь слёзы делилась с ним своими болью и страхами. Его сердце разрывалось, видя слезы на её лице, и в этот момент он понял, что она не просто женщина, она – часть его самого, неразрывно связанная с его душой, сердцем.
…но и теперь, в этот вечер, когда их взгляды вновь переплетались, он чувствовал, как старая страсть, та, что лежала в основе их отношений, вновь пробуждается, наполняя сердце необузданным пламенем. Перед его глазами стояла не просто королева, но женщина, с которой его связывали самые тайные и глубокие чувства, неподвластные времени и расстоянию.
«Рейлла», – мелькнуло в его голове, а может и шёпотом на губах, и в этом слове была вся их история, их разлуки и встречи, их взгляды и не сдержанные стоны страсти, наполненные пониманием и влечением, и каждый момент, проведённый вместе, был для него бесценным сокровищем, источником обновления и вдохновения. Перед ним стояла его судьба, и он не мог и не хотел её отпустить.
Люцерис продолжил:
— Есть лорды, которые готовы предать корону. Их планы могут поставить под угрозу все, что нам дорого. С некоторыми, кто из них имеет больше власти я сотрудничаю, шаг за шагом разрушая их заговоры изнутри, иные не представляют угрозы.
Он аккуратно прикоснулся к ее руке, проведя пальцем по изгибам ее ладони. Этот простой жест был наполнен столь интимным напряжением, что даже воздух вокруг казался плотнее.
— Я провёл несколько переговоров на земле и под землёй, под покровом ночи и в свете дня, — продолжил он, — многие из лордов жаждут стабильности и покоя. Они не доверяют королю Эйрису, но вас, Ваше Величество, они уважают. Ваши дети будут под надёжной защитой.
Рука Люцериса, слегка опустившись, задержалась на талии королевы. Его прикосновение было лёгким, но насыщенным.
— Всё будет хорошо, Рейлла, — произнес он, употребляя ее имя без титулов, что могло показаться непозволительной дерзостью, но здесь и сейчас между ними стерлись все границы.
Люцерис отступил на шаг, давая Рейлле пространство, но его взгляд оставался прикованным к ней. — Я пришёл сюда не только из-за политики, но и чтобы увидеть вас. На дворе слишком много глаз и ушей, но даже если меня не окажется рядом, я постараюсь устроить вашу безопасность.
Рейлла могла увидеть, как глаза Люцериса мерцают опасным блеском. Его доминирование и уверенность, пожалуй, были его самыми сильными оружиями, и он прекрасно знал, когда их применять.

— Тень...
Наступившая вечерняя мгла приглушила все окружающие звуки, кроме зловещего шепота ветра, который касался палатки, подобно призрачному прикосновению. Глаза Люцериса, темные, а взгляд острый, как кромка меча, в одно мгновение заметили силуэт за палаткой. Этот незваный гость был подобен призраку, скользящему среди теней, явно не был профессиональным шпионом или лазутчиком. Каждая мышца на руке Люцериса напряглась, когда он быстро двинулся к выходу. Он на мгновение коснулся талии Рейллы, словно защитное заклинание, перед тем как столкнуться с таинственным гостем. Его рука была холодной, наполненной опасностью, но и в то же время утешающей.
Мягко передвигаясь, выскользнув из палатки, он увидел убегающего человека, чья броня блеском лунного света выдавала его присутствие. Запах железа и крови, который исходил от этой фигуры, был едва уловимым, но для тренированного воина, каким был Люцерис, он был более чем очевиден. Настолько зловещим и опасным, что даже деревья казались как будто замирали от ужаса грядущего. Люцерис осознал, что нарушитель не был один. Вокруг была целая теневая игра, и кто-то просматривал его действия из глубины ночи. Его сердце учащенно стучало в груди, но не от страха, а от готовности к битве, к встрече с темнотой, которая пыталась окружить его, подобно неизвестности, ожидающей на дне морском. Но он был готов бросить вызов этим теням, готов защитить свою королеву и свое имя.
Тяжелые ткани палатки на мгновение показались Рейлле гробницей. Тишина, заполнившая пространство, была глухой, пронизанной лишь дрожью дыхания Люцериса. Его черные глаза блеснули в темноте, и в этом блеске было столько решимости, что королева на мгновение забыла о своем страхе. Звук разрывающегося воздуха стрелы был таким громким, что казалось, будто бы всё вокруг пронзило острое лезвие. Перед тем как понять, что происходит, Рейлла ощутила на своей спине тяжесть тела Люцериса. Он пригнул её к земле, и в этом быстром, решительном движении чувствовалась не только забота, но и решительная агрессия, готовность сражаться. Тени от стрел, которые пытались поразить свою цель, были как плети смерти, падая мимо, оставляя в воздухе холодное присутствие смерти. Ещё одна стрела, потом ещё. Всё происходило так быстро, что у Рейллы даже не было времени реагировать. Но именно в этот момент, в палатке зазвучали тяжёлые шаги, и перед ними возник безликий. В его руках сверкал короткий кинжал, а за спиной тянулся хвост длинного черного плаща.
Лицо убийцы было скрыто под маской, отражавшей лишь слабый отсвет свечей внутри палатки. Отражение на металле казалось кровавым и холодным, словно зеркало воды под лунным светом. Но в глазах, тех единственных, что были видны, не было ни малейшего признака человечности. Только холод, решимость и готовность хладнокровно убивать. В руках Люцериса внезапно оказался его меч, и серебристое лезвие вспыхнуло в полутьме палатки, словно звезда на ночном небе. Звуки стали, мир словно замер, ожидая исхода схватки. И хотя время казалось вечностью, столкновение двух титанов произошло мгновенно.
Тени бушевали вокруг, как духи погибших на поле боя, подсвечиваемые лишь слабым светом свечей внутри палатки.. Каждое движение клинков вызывало искры, подобные зловещим звездам, рождающимся и умирающим в темноте, как пар являющийся на мгновение и исчезающий. Громкий скрежет металла, когда меч Люцериса сталкивался с кинжалом убийцы, напоминал вой бури, обрушивающейся на каменные скалы. В этой схватке Люцерис был не просто воином. Он стал хищником, которому угрожали, и его каждое движение было точным, ловким и решительным, не имеющим права на ошибку. Его темные глаза блеснули отражением клинка, и в этом отражении королева увидела багаж опыта и готовности пожертвовать всем ради нее.
Внезапно Люцерис отбросил свой меч, заставив Рейллу сжаться от страха. Но прежде чем убийца успел воспользоваться моментом, из-за пояса Люцериса быстро вылетели два кинжала. Они блеснули холодным отражением света, словно лезвия, охотящиеся на добычу. Ловкостью и мастерством пантеры Люцерис начал маневрировать, уклоняясь от ударов убийцы и пытаясь поразить его в самые уязвимые места. Каждый удар кинжала направлялся к суставам, к плечам, к бедрам — тем местам, где кровь стекала быстрее всего и где рана могла бы быстро остановить врага.
С каждым новым ударом Рейлла ощущала все более горячий поток волнения и страха, пронизывающий её. Этот бой стал не просто столкновением двух воинов, это было испытание их душ, их решимости и их жажды победы. На игру было поставлено слишком многое, и каждое мгновение могло стать решающим. Тень смерти начала затягивать палатку. Быстрое движение убийцы, его решимость довести начатое дело до конца, вдруг обострилась. Люцерис чувствовал это, но на секунду ему показалось, что он опоздает.
Убийца, сообразив, что в прямой схватке он уступает, изменил стратегию, пытаясь уйти от прямого столкновения. Его хладнокровные глаза, скрытые за маской, устремились к Рейлле, и короткий кинжал быстро двинулся в ее направлении. Свет лунного свечения блеснул на лезвии, делая его подобием мерцающей смерти. Но Люцерис уже действовал. Его движение было интуитивным, без раздумий, он бросился вперед. Забыв о своем кинжале, он просто ударил убийцу своим телом. Этот неожиданный тактический ход сбил безликого с ног. Они закружились в стремительном падении, проломив плотную ткань палатки и оставив после себя разрушенный проход. Трава под ними была влажной и холодной, как в мире смерти, которая вот-вот прикоснется к их коже. Ткани палатки, оторванные в процессе их падения, закружились вокруг, словно духи предков, свидетели их смертельного танца. Где-то вдали, среди деревьев леса, глухо зашелестели листья, как будто природа тоже вздыхала от напряжения этой схватки. Вдали послышались торопливые шаги…
Приближение воинов Люцериса ощущалось в воздухе. Каждый беговой шаг, который они делали, казался тяжелым и решительным, словно древний барабанный бой, возвещающий о приближении неотвратимой угрозы. Лес вокруг ожил темными тенями — это были солдаты Велариона, держащие в руках длинные мечи, лезвия которых блеском отражали лунный свет, а на их плащах во тьме можно было разглядеть родовой герб Дома Веларионов.
Убийца, лежащий на земле под тяжелым телом Люцериса, попытался освободиться, но каждое его движение было бессильным. Глаза безликого, теперь лишенные маски, испуганно оглядывались, осознавая, что ему не уйти. Люцерис встал, придерживая убийцу своим ботинком на груди. Его лицо было жестким, и глаза блеснули злобой.
— Привяжите его, — прохрипел он, указывая на приближавшихся воинов. Два солдата, словно две тени, немедленно выполнили приказ. Они быстро, но аккуратно связали безликого, используя крепкие веревки, затягивая узлы так, чтобы убийца не мог даже шевельнуть пальцем.
«— Подготовьте для него место в подземелье», — сказал Люцерис, глядя на убийцу с презрением. — Позже я разберусь с ним лично. — Убийца пытался говорить, но каждый раз, когда он пытался произнести слово, один из воинов ударил его по лицу, заставляя замолчать. Они вели его прочь, и его стоны от полученных ран утонули в мрачной тишине леса.

— Я в порядке, Рейлла. — Голос Люцериса в мраке ночи звучал как умиротворяющая мелодия, сплетаясь с невидимыми нотами нежности и силы, мелодией которых он намеревался внушить умиротворение королеве. Его тембр был уставшим, но не сломленным, скрытая мягкость словно пеленала Рейллу, создавая иллюзию утешительного объятия и безопасной атмосферы… ценой своей крови.
— Но мы еще не в безопасности. — Он произнёс, и его лицо, освещённое скудными лучами свечи, погрузилось в тени. В глазах Люцериса появилось нечто мрачное и неуловимо опасное, что заставляло монаршую особу мертво замереть на месте. Он отошёл от неё, медленно возвращаясь к разодранной палатке, где зловещие следы их недавнего столкновения с убийцей по-прежнему бросали вызов его жизни. Пытаясь осмотреть место танца смерти, привходившего здесь ещё немногим ранее, внимание лорда упало на стрелы, вонзённые землю внутри палатки. Люцерис поднял одну из стрел, что вонзилась в мягкий переплёт тканей, и его взгляд скользнул по холодному металлу, по сияющему в мраке лезвию.
Его губы медленно прикоснулись к стальной поверхности, лёгкий язык скользнул вдоль острия, словно наслаждаясь оттенком вкуса смерти, вкуса эмоций, вкуса крови и вкуса предательства, с которыми на наконечник наносился слабый яд. Металл был холодным и безжизненным, он впитал в себя яд и страх, но Люцерис чувствовал под своим языком и что-то ещё — нечто горькое и зловеще сладкое, что таило в себе тайну. «Вино?», - пронесся недоумевающий вопрос в мыслях Велариона.
Вкус и запах стрелы говорили ему гораздо больше глашатаев на площадях, вкус напоминал ему об опасности, о лжи, и свидетельствовал о тонкой грани, что разделяла его от пучины безумия и страсти. Стрела, столь ледяная и неодушевленная, словно проводник через мрачные коридоры их жизни, указывала на неизведанные глубины человеческой души, на те места, где свет не достаёт. «Деньги покупают молчание лишь на время. Стрела в сердце покупает его навсегда», —снова пронеслась мысль у аристократа, — «остаётся лишь узнать – кто заказчик торговой операции, кому выгодно молчание Рейллы?».
Он вдруг почувствовал, как по его спине прошла ночная морось, вызванныая не просто холодом ночи, но и ожиданием, томительным и сладким, что наполняло его каждую клеточку, заставляя тело напрягаться в предвкушении чего-то великого и ужасного одновременно. Когда его губы оторвались от стрелы, взгляд Люцериса вновь нашёл Рейллу, и он словно увидел её впервые. Её глаза были глубоки и мистически темны, полны лишенных страстей и неосознанных страхов. В этот миг между ними словно завертелся вихрь, таинственный и могущественный, что заставлял их тянуться друг к другу, забыв обо всём на свете.
В этой бесконечной череде эпизодов, наполненных вечным танцем противоположностей - мраком и светом, страстями и страхами, Люцерис и Рейлла оказались на грани. Грани, что разделяла их от бездны, в которую они могли упасть, забыв обо всём, поддавшись своим чувствам и страстям, и так могли встретить свой конец.
— Эти стрелы... Они изготовлены исключительными мастерами. Подобное оружие создают только для особых случаев. Это дело руки профессионала, но не Безликих. — Голос Люцериса звучал мрачно, а его руки, касаясь острия стрелы, словно танцевали опасный и завораживающий танец со смертью, его мысли не покидала картина, как они рассекают тело королевы, и даже выжившей оставляют минимум шансов для выживания. Он поднес стрелу к носу, и горький запах яда, испаряющийся с ее кончика, пронзил его сознание. На мгновение Люцерис представил, как этот яд, капля за каплей, разъедает тело его жертвы, погружая ее в агонию. Этот образ был жутким, но и привлекательным в своей мрачной изощренности.
Тогда его взгляд был прикован к тонкой ткани, прицепленной к основанию стрелы. Она была мягкой и гладкой, словно шёлк. Люцерис аккуратно отделал этот обрывок, и когда он развернул его, его глаза увидели тёмный символ — герб, который он никогда ранее не видел.
Знак был загадочным, словно удивительный амулет, который спрятал в себе тайну. В его чертах Люцерис угадал искусство и изощренность, страсть и угрозу. Символ, будто издревле пронизанный магией и страстью, словно шептал о неведомых тайнах и опасностях, что скрываются в глубинах мира и человеческих душ. Знаки всегда были красноречивее человеческих речей.
— Это герб Эйриса ll. — Голос Люцериса сделался ледяным и почти монотонным, словно кто-то пытался заглушить внутренний огонь, который кипел в нем. Он коснулся герба пальцами, на которых блеснули холодные отсветы свечей. — Твой супруг... Сколько он знает, Рейлла? Может быть, он узнал о нашем секрете? Или это только жалкая попытка кого-то пытаться внедрить яд раздора между нами?
Пока он размышлял, краешек его взгляда уловил мелькание чего-то в углу внешней стороны палатки. Он подошел ближе и увидел темную, оборванную кайму одежды, словно кто-то в спешке зацепился и порвал свой наряд. Люцерис поднял ее, и в момент когда его пальцы коснулись этой ткани, он почувствовал знакомый запах. Это был глубокий, тяжелый аромат — запах жженого масла, который Люцерис помнил еще с детства, когда он бывал на рыцарских турнирах. Тогда это был аромат экстаза и битвы, страсти и смерти.
— Это рыцарь... — Его голос стал еще более глубоким, и она почувствовала как в его глазах что-то засверкало — это было сочетание гнева, решимости и какой-то дикой, первобытной страсти. — Тот, который подглядывал за нами. Я узнаю этот запах. Это его одежда. Его след.— Он принюхался к куску ткани, позволяя аромату окутать его. Запах напомнил ему о временах, когда он был молодым и безрассудным, о днях и ночах, проведенных в объятиях женщин на турнирах, где страсть смешивалась с опасностью. Он медленно повернулся к Рейлле, и в его глазах блеснула темная страсть. Он был как загнанный зверь, который готов броситься на свою добычу. Но в этом взгляде также сквозила нежность и забота о королеве, которую он обожал больше всего на свете.
Люцерис медленно обвел Рейллу своими сильными руками, словно оковы, не давая ей уйти. Он прижал её к своей груди так плотно, что дыхание их слилось в одно. Теплый воздух палатки казался наполненным их смешанными ароматами: кровью и страстью. Его глаза были как ониксы, поглощающие всё своей бездонной глубиной. Свет свечей отбивался в них, но терялся, словно звезды в безлунную ночь.
В них смешивались вихри желания и опасности, страсть, зародившаяся в предвкушении смерти. Люцерис утопил свой взгляд в ее глазах, будто пытаясь прочесть тайные мысли и желания, которые она могла скрывать. В его дыхании чувствовалась усталость и бодрость, горячая кровь билась в венах, и Рейлла ощущала каждый его пульс, словно собственное сердце.
— Я всегда буду рядом, Рейлла. — Его голос был низким и немного сиплым, словно прокуренная ночь и вино. — Ты моя, только моя. — Его губы медленно опустились к ее ушку, и он прошептал слова, переводящие их обоих на другой уровень взаимоотношений, туда, где опасность становится вожделением. И когда его губы нашли ее губы, это было не просто поцелуем, это была магия, исходящая из глубины души, которая обращала все страхи и сомнения этой ночи в пепел.

В воздухе витал неопределенный напряженный заряд, словно молнии готовы были выпустить свои искры прямо в этой палатке. Глаза Люцериса горели темным огнем — мрачным и жестоким, но одновременно и полным боли. Он словно был зверем, раненным и угрожающим, готовым в любой момент напасть или бежать.
— Я знаю, что сказал, — снова прозвучал его голос, словно гулкий звук барабана, от которого земля под ногами Рейллы начинала слегка дрожать. Веларион не отводил от неё своего взгляда, и в его глазах играли искры — искры удовлетворения, агрессии и чего-то гораздо глубже. — Хотел лишь проверить, как ты это услышала. Он сделал шаг вперёд, и Рейлла инстинктивно отступила назад, почувствовав, как его дыхание ударило ей в лицо — холодное и резкое. Этот взгляд, словно клинок, который может иссечь душу, пронзил её, вызывая ощущение опасности и одновременно странного влечения к этому человеку, который мог бы быть её палачом и защитником одновременно.
Темнота в глазах Люцериса углублялась, и в них появилось что-то животное, дикое — следы прошлых битв, убийств, которые он совершал ради короны и своего государства, ради безопасности своей возлюбленной. Каждая капля крови, пролитая им, оставила отпечаток на его душе, делая её темнее. Но он не прятал эту тьму — он показывал её Рейлле, будто бросая ей вызов, согласится ли она с этой ценой?
Каждое его слово звучало как приговор, и Рейлла могла почувствовать, как её сердце начало биться еще быстрее. Люцерис воплощал в себе самую настоящую опасность, и Рейлла знала, что сейчас, в этот момент, она ближе всего к этой опасности, однако в том и был парадокс - именно эта близость вызывала в ней странное влечение и чувство безопасности, смешанное с ужасом и желанием прикоснуться к этому огню.
«— Я считаю, тебе лучше не присутствовать на допросе», — произнёс Люцерис медленно и ясно, словно на каждое слово ложился вес свинцовой глыбы. Темные, как бесконечная бездна, глаза Велариона устремились в глаза Рейллы. В них плясали тени прошлых допросов и кровавых пыток, в которых он участвовал. — Ты можешь увидеть то, что пронзит твою душу насквозь и никогда не отпустит. Ты действительно готова увидеть цену, которую я плачу за твои спокойные ночи, твою возможность просыпаться по утрам, твою безопасность? - Люцерис сделал шаг вперед, каждый его движение был пронизан атмосферой угрозы. Воздух между ними стал настолько густым и насыщенным, что Рейлла едва могла дышать. Его тяжелое дыхание, звучащее как роковой барабан перед началом битвы, переплеталось с её дрожащим и быстрым, от волнения и страха. В глазах Люцериса затаились образы пыток, кровавых ритуалов и страшных тайн — всё то, что он видел и испытал на своем жизненном пути.
Холодные пальцы Люцериса коснулись её подбородка, поднимая его, чтобы их взгляды встретились. В этом касании было столько силы и жестокости, что Рейлла почувствовала, будто её держат в железных тисках. Он словно хотел показать ей всю глубину темной бездны, которая ждет её, если она решится на этот шаг.
— Подумай, — прошептал он, голос его звучал как раскалённое железо, перетекающее через каменные стены. — Это мир, который не оставляет никого без шрамов. Ты уверена, что готова увидеть его?
Его слова звучали как предупреждение, однако уголок его губ подтянулся в ироничной улыбке, узнав в её глазах решимость и ту же дикую страсть, которая горела в нем. Понимая, что ее не отговорить, он кивнул.
— Но я понимаю, — мрачно продолжил он, в голосе Люцериса зазвучали медовые нотки, окутывающие её, словно тёмные тени ночи. — что если твоё сердце уже приняло решение, никакие мои слова, могущие или ядовитые, не имеют силы тебя остановить. — Под сверкающим мраком его взгляда, Рейлла чувствовала себя словно голубка, оказавшаяся в лапах хищного сокола, готового в любой момент нежно или жестоко сжать её в своих когтях. Люцерис вздохнул, понимая, что далеко не всегда может удержать королеву от решений, которые она считает нужными. Он медленно поднял её руку к своим губам, поцеловал её, и в этом жесте было столько нежности, что Рейлла на мгновение забыла о всех опасностях их жизни.
— Хорошо, моя королева, — прошептал он, и каждый звук казался сладким, как густой виноградный мусс. Глаза его смотрели на неё, и в их черных глубинах Рейлла видела мир решительности и страха, взаимоисключающих друг друга, но сосуществующих в этом крошечном пространстве. В его взгляде было столько интимности, что Рейлла почувствовала, как её кожа покрывается мурашками, а сердце начинает биться чаще, пытаясь согреть её от внутри. Этот шепот, полный обещаний и предвкушений, заставил её сердце забиться сильнее. В его словах было что-то такое, что заставило её тело напрячься в предвкушении, а душу — застыть в ожидании чего-то неведомо сладкого и опасного одновременно.
Они двинулись к выходу из палатки, и ступив наружу, ночь окутала их холодом, словно прикосновением мертвых. Темнота казалась непроницаемой, и лишь слабые лучи факелов у стен создавали иллюзию надежды в этом мраке. Шорохи ночи, зловещие и неясные, окружали их, словно потусторонние духи шептали свои заклинания, превращая обычную ночь в портал в другой, более мрачный мир. Вокруг внезапно стало тихо, только отдаленные крики стражи и жуткое, долгое визжание какого-то неведомого зверя наполнили воздух предчувствием опасности. Казалось, что каждый их шаг, каждое дыхание приводят их ближе к чему-то угрожающему и неизведанному.
Веларион, будто ощущая напряжение в воздухе, шел уверенно, словно он был частью этой темноты, ее владыка. Он знал каждый угол, каждую тень, каждую ловушку на этой дороге, и Рейлла могла почувствовать, что именно он — ее единственный защитник в этой непроглядной ночи. Когда они приблизились к входу в темницы, их встретили два стражника. Лица их были скрыты под шлемами, глаза блестели холодным блеском. Факелы, которые они держали, отбрасывали искаженные и дрожащие тени на стенах, создавая иллюзию танца призраков. С каждым шагом вглубь коридора атмосфера становилась всё более удушливой, а воздух — насыщенным запахом гнили и старой крови.
Когда две фигуры погрузились во мрак темницы, тьма, казалось, сомкнулась над ними, обволакивая их неуютным, навязчивым молчанием. Плесень и влажность, царившие в подземелье, налеплялись на стены, создавая невидимую, липкую паутину. Но самым явным и пронзительным был запах страха, исходивший от глубин темницы — тонкий, едва уловимый, но всё же чётко ощущаемый каждой клеточкой. Проходя мимо железных решёток, Рейлла не могла не почувствовать как тьма темницы наливается живым, неприязненным существом. Эта пучина тьмы была полна глухих стенаний, шепота и стона уязвлённых душ, запертых в этой холодной, влажной глубине. Эти звуки носили в себе ощущение ужаса и безысходности, подпитывая тот запах страха, что витал в воздухе.
С каждым шагом, приближаясь к центру этой пучины, шорохи цепей становились всё более отчётливыми. Звон металла о металл, удручающе резонирующий в пустоте, и тяжёлое дыхание заключённого, будто дикий зверь, прикованный к стене, звучали всё громче и громче в ушах Рейллы. Этот звук наполнял пространство, обжимая её сердце холодными пальцами предвестия. Тот, кто сидел в темноте, не видел света, и его дыхание, словно воплощение отчаяния и боли, было полно угрозы. В этом звуке слышались злость, ярость, безумие, и казалось, что вот-вот из тьмы вырвется нечто ужасное и неудержимое. Это дыхание было предварительным звуком к муке, к вопросам, к металлу, режущему плоть, к крикам, что скоро наполнят эти стены. Это был звук ночи, полной жестокости и насилия, что предстояло осветить лишь бледным светом факелов и холодными, расчетливыми глазами Люцериса.
Люцерис и Рейлла остановились у камеры, где их ждал заключённый, перед тем как войти, Люцерис задал вопрос королеве:
— Ты действительно уверена, что готова видеть это? — Его голос звучал так, как будто слова проходили через мгновенный, но глубокий адский огонь прежде чем достичь воздуха.
Вокруг них царила тяжелая атмосфера предвкушения. Тени, отбрасываемые от мерцания факелов, создавали жуткий рисунок на мокрых стенах камеры, словно узоры из рук проклятых душ, протягивающихся к свободе. С другой стороны решётки раздавались приглушенные стоны и хриплые, жаждущие дыхания. Этот запертый зверь, заключённый, теперь был в полном их распоряжении. Люцерис, обращаясь к правительнице, смотрел на нее с таким взглядом, который свидетельствовал о его глубокой заботе о ней, но и о готовности подчинить эту опасную сущность, затаившуюся в темноте. Его глаза были полным контрастом — жестокость и решимость боролись в них с тревогой и заботой о королеве.
Рейлла должна была прочувствовать тяжесть атмосферы и понимать, что ей предстоит увидеть, могла кивнуть или покинуть подземелье, оставляя место, в обстановке которого ей ранее не доводилось находиться, хотя её взгляд был тёмным и полным решимости, но в глазах её мелькала тень страха – Люцерис уловил его. Необходимо было понимать, что допрос может обернуться нечеловеческой жестокостью и насилием, что сейчас она станет свидетелем того, как власть и безжалостность могут превратить человека в жертву.