Это всё зашло слишком далеко. Вино явно ударило в голову, и происходящее сулило лишь только одно: в скором времени кто-то очень хорошо получит по голове. — «Явно не Брандон...» — какой-то неведомый голос, буквально из ниоткуда возникший у Петира в голове, подсказал правильное решение. Или не правильное?
В тот момент чувство ревности, злобы и агрессии переполняло молодого человека, а алкоголь самым коварным способом только лишь усилил эти чувства. Чувства, которые пожирали его все эти годы. Он столько времени пытался ухаживать за Кейтилин, столько мучался и задавал себе один и тот же вопрос: — «что нужно сделать, чтобы она наконец-то была со мной? Кому мне присягнуть на верность? Кого убить? Какой подвиг совершить?» Но, к сожалению, все подвиги Петира ограничивались лишь воровством очередной звонкой монеты из кошелька Хостера Талли и подглядыванием за Кейтилин, ожидая, что за ней будет ухаживать какой-нибудь юноша, которому она будет, несомненно, будет отвечать взаимностью. При таком раскладе Бейлиш сожрёт себя от злобы и ревности и уже украдёт у лорда Хостера не два золотых дракона, а три! Гулять, так гулять! Петир в такие моменты любил заниматься самоистязанием и мазохизмом. Но зачем? Никто не даст ответ на этот вопрос и по сей день.
Хостер Талли — довольно наивный и по-детски добрый мужчина, а посему никогда ни в чем не подозревал своего воспитанника, который срывал очередную свою злость на Кейтилин, воруя у него деньги и зачем-то просматривая отчёты о экономике Риверрана, пытаясь то ли разобраться в финансовых аспектах, то ли просто отвлечься. А может быть, он хотел доказать этим самому себе, что спокойно может совать нос в финансовые вопросы одного из великих домов Вестероса, тем самым утешая побитую, словно дворовая псина, самооценку.
Петир, таким образом, ощущал свою значимость: раз за разом обманывая великовозрастного болвана, который по какой-то злой шутке богов назвал себя лордом великого дома. Этот факт очень льстил Петиру, и этим самым он ощущал своё превосходство над Брандоном:
— «Интересно, а эта обезьяна хоть читать-то умеет? Или перманентные рейды на разборки с Белыми Ходоками, и доминирование вкупе с унижением нижестоящих домов Севера — отнимают у лорда Старка всё время, не давая возможности выучить даже элементарный алфавит?» — усмехнулся про себя Бейлиш. Спустя пол-секунды Петир представил, как Брандон берёт книгу и, что-то невнятно мыча и почёсывая голову, пытается выудить оттуда хоть одну фразу, позже, не выдержав такого сильного давления на мозг, одним махом швыряет источник знаний и мудрости в камин. На Севере весьма холодно...
— Какой же я идиот. Нажрался, как свинья и бросил вызов там, где противник заведомо сильнее меня? Очень и очень неразумно. Опрометчиво и глупо! Идиот! — сквозь зубы Бейлиш ругал сам себя, стараясь «утрамбовать» хлипкое тело в доспехе, который тяжелее него самого.
— «Мда-а-а... могучий северянин и наследник Винтерфелла будет драться с малолеткой, у которого одышка после подъема на два этажа в Риверране. Вот и вся честь Севера. Потом, наверное, будет всем врать, что я был как три быка размером. Такой грозный воин, как я, спокойно толпу рыцарей кладёт. А все свидетели будут тут, в Риверране, и никто не докажет факт его вранья. Кейтилин же будет поддакивать, ибо будет под давлением. Старк её наверняка запугает и будет ей манипулировать. А что она сделает? Она там, среди чужих. Это сейчас ей шептают в на ушко сладкие рассказы о суровой северной любви. Но мы знаем, как оно всё на самом деле происходит. Но свидетели позора и обмана Брандона останутся тут и могут отправить ворона или распустить слух о том, как он накостылял подростку с диким похмельем. Это будет для него самым сильным ударом по репутации. А в след за этим последует и удар по репутации самого дома Старков. Воспользуются ли этим их знаменосцы? Или что ещё хуже — этот слух выкрутят в свою пользу Ланнистеры. Быть тогда войне! Что же предпримет Брандон? Понятное дело, попытается убрать всех свидетей!» — Бейлиша сковал страх. Он всеми силами пытался унять свои разбушевавшиеся мысли, одновременно отвлекая себя от той мысли, что либо он получит серьёзные увечья, и тогда вообще не будет никакой возможности вернуть Кейтилин и даже отомстить, либо уйдёт с позором. Между первым и вторым выбор следующий: от позора можно отмыться, а всех свидетелей позора убить, а вот новые руки уже не отрастить, да и жизнь не вернуть.
Парень сам перестал себя понимать. Нервно топчась с места на место в этом неудобном и тяжёлом доспехе, Петир пытался унять разбушевавшийся страх, а в след за ним и мысли. Всё выходило довольно тщетно...
— «Ему будет меня жалко? Нет! Он не будет мучаться угрызениями совести. Как и Кейтилин... не-е-ет! Не-е-ет! Ей станет меня жалко, однозначно! Или... не станет?... Убить и покалечить сопляка. Врать и оказывать давление на слабую девушку. Убить свидетей, послав головорезов в Риверран. С помощью вранья и последующей войны с домом Талли поднимать свой авторитет в глазах северян. Сторонники Талли этого так не оставят... нет-нет-нет. Этот Брандон... ради своей власти и тщеславия, начнёт войну со всеми речными землями! Этого нельзя допустить. Старки не ограничатся Талли и пойдут дальше, однозначно. А ведь всё начнётся с убийства ребёнка, вранья и шантажа! Да! Нельзя такого допустить! Мой долг остановить этого злодея. Но не лезть же на рожон с пустыми руками? Сука! Да откуда у меня такие мысли?!» — в один момент Петира осенило, что он приписывает свои мысли и свои возможные действия Брандону, но юноша почему-то считал, что именно так Брандон поступит, ведь так...
— ...Поступил бы я. — еле-еле шепотом сказал про себя Бейлиш, после чего закрыл лицо руками, пытаясь расплакаться. Но слёзы предательски отказывались идти.
Ужасные и воистину отвратительные мысли! Как такое могли придти в голову мальчику? Очевидно это злоба перемешанная с обидой. Петир бы так никогда не поступил. НИ-КО-ГДА! Это удел таких негодяев и злодеев, как Брандон Старк, которые настолько одичали на Севере, что им уже глубоко плевать на всякие чувства морали и угрызения совести. Но Петир — он заботливый и любящий. Он ради Кейтилин даже Башню Бейлишей восстановит... и даже разрешит ей придумать название этому скудному владению. Там очень и очень нужна женская рука, там должна клубится любовь и тепло.
— «Там должны расти наши дети... мы должны там смеяться и радоваться тому, что у нас есть... семья. Но этот злодей, не только пытается лишить меня семьи, но и начать кровопролитную войну между Старками и Талли. Надеюсь, этого никогда не случится. Столько людей погибнет в этой глупой бойне! И всё ради чего? Ради того, что какая-то боевая обезьяна решила возвысить свой авторитет в глазах Вестероса, намертво вписав своё имя в историю кровавым клеймом. Очень и очень хочу, чтобы такого не было... просто оставь Кейтилин и... уходи... найди себе другую. Или развяжи войну? Я хочу войну. Или Кейтилин? А ей есть до меня дело? Вот сука... я запутался. О Семеро, дайте мне мужества и сил!»
Отчаяние и страх.
Петиру было очень страшно. Доспех был неимоверно тяжёлым и он даже не представлял, как будет двигаться в этой груде металлолома выписывая вальсирующие пируэты мечом, отвлекаясь на то, оценила ли его боевой выпад Кейтилин. Да, впечатлить её — было задачей первостепенной, а уж потом победа над Брандоном, ну а выживание стояло в самом низу незаурядной иерархии данного плана. Парень сам себе признался, что план явно требует корректировки.
— «Ну выиграю я. А что дальше-то? Жить в Перстах, в этой нищете? Плевать! Зато буду с ней, и мы будем счастливы! А весть о том, как одолел Брандона Старка будет ещё долго гулять по Риверрану! А если не выиграю? Если он меня убьёт? Тогда пропало вообще всё! Если я отступлю... что я буду делать? Как с этим жить?» — мысли вновь перемешались сумбурным калейдоскопом в голове Бейлиша.
Разминаясь в доспехах, Петир понял одну вещь: что быстрее умрёт от усталости и запросит пощады, нежели Брандон нанесёт ему смертельные увечья. Всё-таки мечом он владел намного лучше, ибо Бейлиш неоднократно слышал, что северяне никогда не расстаются со своим оружием, ибо условия выживания в их краях — крайне тяжелые. Но как объяснить это Кейтилин? Как ей объяснить, чтобы она не делала то, о чём будет жалеть всю свою жизнь. Петир знал, что вырастет, и заработает много денег и им будет на что содержать землю и детей. А с этим что? Один холод и войны.
— «Они войну любят, северяне эти? Но как им её устроить? Я бы с радостью... но я не знаю, как и что делать», — вновь посетили парня дурные мысли.
Похмелье, злость, обида, чувство вот-вот грядущей боли и унижений; всё это никак не могло лаконично свернуться в голове юноши.
Нужно идти, ибо времени осталось уже мало. Будет ещё хуже, если Петир не придёт: это ещё и позор в глазах Хостера, Черной Рыбы и Эдмара.
Глубокий вдох... выдох. Сердце предательски стучало так, что вот-вот выпрыгнет из груди и убежит от боя раньше, чем это сделает Петир, испугавшись начала схватки. Фантазия рисовала ужасные картины, а лицо ухмыляющийся Кейтилин на фоне всего этого делали ещё хуже. Единственное, что утешало Бейлиша, так это мысль о том, что он переспал с её сестрой, и никто об этом не знает. Петир надеялся, что она додумается выпить лунного чая, желательно несколько стаканов.
— «Надо будет ещё раз её трахнуть. Хех! Не Кейтилин, так Лизу! Стоп... мне же умирать сейчас... о не-е-ет. Неужели ничего нельзя изменить? Очевидно, что он сильнее, да и моя голова сейчас разорвётся от похмелья! Лязг стали только усилит неистовые головные боли. Су-у-у-ка... я покойник! Только не сейчас. Я ещё так молод! Мне так много предстоит узнать. Ладно... сейчас я всё решу... всё решу, вот увидите», — Бейлиш мысленно разговаривал с невидимыми собеседниками, словно оратор перед толпой, готовой ликовать от любого его действия.
— Насрать! Вообще плевать! Импровизируем! Гори ты в самой глубинной заднице самых тёмных недр, куда Семеро ссылают грешников! — стукнув несколько раз себя кулаком в грудь, крикнул Бейлиш. В душе он надеялся, что этого никто не услышит, ибо это были его личные эмоции сказанные в слух.
Как Хостер Талли мог вообще позволить этому случится? Почему он выдал Кейтилин именно на Брандона, а не за Петира? Выдать свою дочь за того, кто её по-настоящему и искренне любит, готов оберегать, защищать, создавать самые лучшие условия для семейной жизни, — удел любого любящего отца. Но тут явно замешана политика, ибо это очевидно.
— «Старый ничтожный болван! Предать любовь ради денег и политики! Ты ничтожество и ублюдок Хостер Талли! Я презираю тебя и весь твой род. Обворую тебя до последнего медяка и весь твой Риверран вонючий по миру пущу! Ты слышишь меня, выродок старый?!» — страх, обида перемешавшись с юношеским максимализмом окончательно затмили разум мальчика. Теперь он мысленно кричал на Хостера Талли.
Выпрямив спину, Петир гордо шагал к месту где должен был состояться поединок. — «Любыми методами вырезать каждую тварь, которая носит фамилию "Старк". Прервать весь ваш мерзкий род. Вбить своё имя вашей кровью на страницах истории Вестероса: Петир Бейлиш — великий лорд Риверрана прервавший древний род Старков. Непримиримый соперник Ланнистеров и Таргариенов. Человек сотворивший новую эпоху!» — эти мысли давали Бейлишу сил, они давали стимул не свихнуться от страха. Ярость, гнев и ничего больше.
Гордо и одновременно неуверенно шагая, слегка пошатываясь, ибо похмелье давало о себе знать, Бейлиш явился на место проведения намеченной дуэли. Увидев Брандона в полном боевом облачении, сердце юноши забилось от страха так сильно, как не билось даже от мысли грядущего боя. Ноги предательски затряслись, а вместе с ними и всё тело обдало дрожью. Петир почувствовал, как колени начинают потихоньку неметь.
— «Здоровый, сука... как его валить теперь? Ох и хреново же будет. Ох... зря я тогда... зря. Надо было быть умнее!»
Жалко, что нельзя повернуть время вспять. Алкоголь дал волю эмоциям и развязал язык. Вино перемешанное с ревностью и юношеским максимализмом сыграли с Бейлишем очень злую шутку.
Всмотревшись в невозмутимое лицо Брандона, сфинктер начал заметно слабеть. Вот только не сейчас! Не сейчас! Обосраться перед Кейтилин или расплакаться, хуже кары не придумать!
— «Думай, Петир... думай. Ты всегда мог это делать лучше всех!»
Бейлиша внезапно осенило: его главное оружие против Старка — интеллект! Тут Петир явно ощущал превосходство. Вот только как это применить в бою — непонятно.
То, что собирался сделать Бейлиш, возможно ляжет клеймом на всю его оставшуюся жизнь, но так у него будет возможность хотя-бы самосовершенствоваться и развиваться. Умерев, он просто сгниёт в земле. Одинокий, всеми забытый и никому не нужный.
Глубоко вздохнув, юноша перевёл взгляд на Кейтилин, и его сердце тут же сковала сильная боль: очевидно же, что она не видит в нём мужчину, а скорее всего маленького и глупого мальчика, которого вот-вот поколотит более сильный и властный самец, перед которым она уже готова раздвинуть ноги. Это было видно по её взгляду... взгляду на него.
Тут Бейлиш осознал, что делает всё правильно. Умирать или стать калекой ради неё? Она же сама к нему тянется. Её можно завоевать? Явно не таким способом. Петир засомневался, что валяясь в луже собственной мочи и захлёбываясь кровью, он завоюет хотя-бы толику её признания; как бойца, как достойного мужа и просто как воина. Идя на этот самый бой, Петир уже много раз осознал свою ошибку. Если есть хоть малейший шанс начать всё с чистого листа, то он бы сделал это не раздумывая.
— «Это мой шанс...» — сделав глубокий вздох ноздрями, Бейлиш вытащил меч из ножен и легко с толикой небрежности бросил его подальше от себя.
Петир покорно склонился на одно колено и преклонил голову. Было неимоверно тяжело начать говорить: каждое слово давалось с огромнейшей силой. Какой же стыд. Какой позор! Но чем же отмыть этот позор?
— «Кровью дома Старков и всех им сочувствующих! Именно так...»
— Я приветствую всех здесь собравшихся. Мне очень тяжело и больно говорить то, что я хотел бы сейчас сказать... — эти слова давались ему особенно тяжело. — «Терпи Петир! Зато потом будет легко, когда эти северные выродки будут умирать по одному! Терпи. Шлюх много, а ты такой умный и красивый — один! Шалав, вроде дочерей Талли — пол-Вестероса, а северные упыри плодятся, как портовые крысы. Но ты рождён для большего... ты — новая эпоха Вестероса! Да будет так!»
Петир поднял голову уверенно взирая на Брандона:
— Лорд Старк... я бы очень хотел, чтобы вы простили мою выходку на празднике. Я ещё слишком юный и перепил вина. Я был безумно влюблён в леди Талли, и меня накрыло волной ярости. Мой разум затмило ненавистью и алкоголем. Я... я искренне надеялся, что Кейтилин станет моей женой. Мой род не настолько великий и могущественный, как Старки... и... я глупо себя обезнадёживал все эти годы — Бейлиш вздохнул переведя дыхание, — Я очень прошу вас меня простить! Я много слышал от лорда Хостера о благородстве и мужестве вашего дома, и искренне надеюсь, что вы проявите его ко мне, продемонстрировав тем самым, что вы тот, о ком говорят — будущий Хранитель Севера и венец всего благородия. Простите меня, милорд. Я виноват...
Петира потряхивало, но в глубине души он надеялся, что Брандон его простит. Было и страшно и стыдно одновременно. Лишь две вещи тешили и без того униженную самооценку: — «Ещё раз трахну Лизу, ну и потом буду годами придумывать, как отомстить за свой позор. Любви нет! Есть только деньги и власть. Власти и влияния тебе надо, Хостер Талли? Свинья! Надо потом будет глянуть, что ещё в твоей убогой заначке осталось... надеюсь, этот свин не додумался перепрятать денежки».
Брандон был силён физически: он суровый и закалённый тренировками воитель Севера. Петиру тут не совладать, это очевидно даже такому глупому и наивному болванчику, как Хостеру Талли, или его тупиковой ветви развития — Эдмару.
Но что же лучше всего умел делать Бейлиш? Чем он занимался практически с самого рождения? Врал, ловчил и воровал; это самые сильные на данный момент его качества. Глупо умирать обладая таким мощным но неразвитым потенциалом.
— «Ага, ради шлюхи ещё на меч бросаться? Ещё чего? Ну а со Старков я всё равно возьму должок... со всей семейки!»
В глубине души Петир ещё верил, что придёт время и он всё равно завоюет Кейтилин. Не силой, так хитростью и влиянием.
Бейлиш сидя на одном колене и преклонил голову в ожидании страшной неизвестности. Снизойдёт Брандон до пьяного мальчишки? Всё это выглядело, как преступление и последующий за ним приговор.